РПЦ: сектанты или раскольники? Людмила Филипович * Общественное объединение «Кавальер»

В ответ на обращение общественной организации «Кавальер» в рамках борьбы с религиозным экстремизмом газетой «Нераскрытые преступления» был проведен ряд интервью с экспертами на тему «Религия как оружие геополитики». В гостях у проекта побывала Людмила Филипович – религиовед, доктор философских наук, профессор, вице-президент Украинской ассоциации религиоведов.

Журналист: Думаю, что Вы согласитесь, что на протяжении многих лет, пожалуй, на протяжении всего периода независимости Украины, мы были свидетелями того, как РПЦ проводит свою линию, политику религиозного экстремизма с целью укрепления своих позиций на территории не только России, но и СНГ. И, безусловно, одним из ключевых инструментов РПЦ был ярлык «секта», который они с превеликим удовольствием развешивали всем «на погоны» для того, чтобы дискредитировать эти структуры и прекращать их деятельность. Так вот, в 2018 году мы стали свидетелями того, что выяснилось многое, что, наверное, не хотелось бы РПЦ делать публичным, в частности то, что никакого томоса нет у РПЦ, РПЦ разорвала отношения с Константинополем, в том числе, по евхаристической линии. И поэтому вопрос напрашивается сам по себе: а не является ли РПЦ в таком случае той самой сектой, которой они пугали всех остальных? Вопрос, безусловно, с точки зрения науки.

Людмила Филипович: Для меня как историка религии абсолютно очевидно, что с самого своего возникновения в современном понятии РПЦ это произошло в результате Никоновских реформ – середина XVIII столетия, когда они активно преследовали староверов. Я поняла это, когда оппонировала диссертацию одного известного историка, который о староверах писал огромные два тома. Внимательно читая, что он тогда писал, я пришла к выводу, что, собственно, той истинной православной верой были именно староверы, и та реформа, которую предложил Никон – это было не что иное, как своеобразная спекуляция, на которую он пошел для того, чтобы укрепить свои отношения со светской властью. То есть это очень странная реформа, которая, скорее, привела к формированию церкви официозной. Она далеко ушла от народа, она перестала соответствовать ожиданиям и чаяниям православного русского народа. Причем не без помощи украинцев, которые в эпоху Петра I были приглашены в Москву и стали создателями известного мифа (или концепции, или теории) о том, что Москва – это третий Рим (я имею в виду Феофана Прокоповича и Стефана Яворского), долгое время мы как-то относились к этой церкви как тому, что задано. Тем более, были написаны огромные тома, которые описывали эту церковь как Богом избранную – я имею в виду Карамзина, Соловьева. Мы все воспитаны были на этой теории.

Но внимательные историки, которые читали не только интерпретацию источников, но и сами источники, пришли к выводу, что те события, которые начались с Никона, стали как раз той, знаете, ветвью, которая на дереве христианства имеет очень закрученную и очень далекую историю от вот этого основного, как говорится, столпа. Но, видите, разделяет точку зрения историков и специалистов очень небольшое количество людей, потому что нет времени вдумываться, вчитываться в те источники. Вот, мы в 2018 году, – Вы абсолютно правы, – как гром среди ясного неба, узнали том, что у самой-то церкви и нет документов, которые подтверждают ее каноничность. То есть те грамоты, которые им были выданы… Например, томос на право рукополагать киевских митрополитов ничего, кроме этого, не имел больше в виду, и никто в управление или во владение Московскому патриархату Киевскую митрополию не передавал. Я думаю, что в запасе у Вселенского патриарха есть еще много интересных неожиданных историй, таких вот событий, о которых станет известно немножко позже.

Сегодня мне, например, не так интересно, является или не является Русская православная церковь сектантской структурой – мне интересно, что будет с этой структурой: когда люди узнают правду, тогда что там произойдет? А уже очень многие, кстати, прозрели в этой церкви, и мы видим, что она фактически на грани раскола, потому что в самой церкви уже давно идут очень неоднозначные процессы. И речь идет не только о том, что там образовалось либеральное крыло, которому не нравится вот эта синхрония, которая все более и более себя проявляет в отношениях между патриархом и президентом Путиным, но там же есть и правое крыло, которое считает, кстати, патриарха Кирилла очень либеральным и очень модернизированным, который попирает те исторические основания, на которых зиждилась эта церковь многие столетия.

Ну, я так скажу. Я не знаю ни одной структуры, где бы господствовало единомнение – обязательно есть левое крыло, правое крыло и середина. Мне бы очень не хотелось, чтобы эта церковь была разрушена, потому что мы понимаем, что волны, которые появятся в результате этого обвала, в результате этого тайфуна – это будет действительно просто-напросто какая-то природная катастрофа, – без сомнения достигнут и нас, и Украины в целом. Я прямо чувствую эти неприятности и трагедии, которые могут быть связаны не только с крушением Русской православной церкви, но и с крушением Российской Федерации. Поэтому я думаю, что нужно быть готовым к этому и, может, подставить даже как-то свое плечо. Я смотрю, что в Украину все больше и больше приезжают люди, которые не находят в России понимания, которых потихоньку вытесняют из руководящих органов. Я считаю, что они сейчас могут поработать и над идеей украинской автокефалии, и поработать над возрождением, реальным возрождением Русской православной церкви, которое началось в 80-х годах прошлого века, но, к сожалению, повернуло эту церковь немножко не в то направление.

Журналист: Честно говоря, я не первый раз уже вижу, как эксперты стараются обходить тему той самой «секты», хотя это понятие научное, академическое, из области социологии религий. Но Вы в своих официальных обращениях, заявлениях, выступлениях использовали понятие «раскольники». А что же все-таки по поводу этой самой «секты» – того понятия, которое ввели Трёльч и Вебер? Мы имеем дело с отколовшейся линией от основной доминирующей религии. Все-таки, можем ли мы говорить о том, что РПЦ – секта, или не можем?

Людмила Филипович: Мало пока исторических данных, то есть никто серьезно, так, знаете, глобально, системно не изучал историю Русской православной церкви как таковую, которая не вписывается канонически в структуру развития вселенского православия. Всегда считалось, что Русская православная церковь – самая каноническая, самая правильная, самая истинная, и я хочу сказать, что этой церкви удалось почти всех в этом убедить, то есть сомнения были, может быть, только у украинцев, которые и то достаточно долго находились в орбите этой церкви. Ну, и ясно, что во Вселенском патриархате знали и сейчас предъявили все те «неподобства» и все те неправильные действия, в которых себя запечатлела Русская православная церковь в истории своих отношений с Константинопольским патриархом. То есть в этом докладе, который был сделан на Синоде в октябре, просто по пунктам вспомнили Русской православной церкви все прегрешения, которые за ней тянутся еще с момента обращения Константинопольского патриарха за патриархией – с 1448 года, и поверьте мне, что за это время набрался очень солидный список этих прегрешений. Но, видите, Вселенский патриарх все-таки поступает, как мудрый отец, и прощает все эти прегрешения. Но мы как ученые – Вы абсолютно правы – должны об этом знать, должны это исследовать и должны этим заниматься. Я хочу сказать, что и в России есть люди, которые достаточно критически относятся к официозу своей церкви, то есть они честны перед наукой, они честны перед документами и, ссылаясь на них, пытаются объяснить, что, собственно, произошло в истории этой церкви, начиная с переезда Киевского митрополита во Владимир-на-Вязьми и далее, аж до 2018 года.

Журналист: Сегодня мы видим тенденцию, что за последние 20 лет мы получили множество новых направлений в области исследования религий, и, если социология религий или, скажем, философия религий – это более старые явления, которые стали академическими направлениями, то вот такие вещи как экономика религий достаточно молоды. И вот в разрезе тех событий, свидетелями которых мы сегодня являемся, как Вы считаете, появление такой академической дисциплины как геополитика религий актуально? Существует ли объективная необходимость в том, чтобы еще и вот таким способом исследовать религию и ее влияние на то, что происходит вокруг, в мире?

Людмила Филипович: Я думаю, что религиоведение – открытая система знаний, и, если возникает какое-то новое направление взаимоотношений религии и общества, то любое такое знание имеет право на конституциацию, как мы говорим, то есть можно говорить о необходимости такой науки. И хочу сказать, что мы уже обговариваем в Украине возможность появления именно такого направления. Например, прогнозирование религий, прогностика религий – тоже новая наука. У нас также была идея созвать конференцию и обговорить вопросы взаимодействия религии и политики, религии и международных отношений, потому что это область, которая недостаточно хорошо изучена в нашей науке и, без сомнения, требует усиленного внимания со стороны ученых. Думаю, если присоединятся к обсуждению этих проблем такие специалисты как в вашем Институте и вашем центре, это расширит наше представление о том, возрастает или уменьшается роль религии в международной политике и в геополитических изысканиях современного человечества.